Человек-история, известнейший адвокат и увлеченный коллекционер, Александр Добровинский – о времени и о себе.
Если бы Вас попросили сформулировать в одном предложении свое основное правило жизни, каким бы оно было?
Не стесняясь смотреть на себя в зеркало по утрам, когда я бреюсь. Не стесняться самого себя, того, что сделал вчера, что буду делать сегодня.
По профессии Вы, прежде всего, адвокат, но тема коллекционирования часто выходит на первый план. Что главенствует в Вашей жизни?
Я представляю все аспекты своей деятельности, как некий конгломерат из адвокатской деятельности, коллекционирования, спорта и, прежде всего, любви к жизни. Каждая из составных частей этого пазла является важной и составляет суть меня самого. Сказать, что из этого является главным, невозможно, поскольку главное – сама жизнь, способность получать от нее удовольствие, во всех проявлениях и ипостасях.
Вы – коллекционер в пятом поколении, чьей первой коллекцией была коллекция марок, но уже к 12 годам настолько хорошо разбирались в предметах старины и искусства, что стали на них зарабатывать – как это было и есть ли какой-то особый предмет, с которого все началось?
Я действительно рос в семье, где коллекционирование было страстью. Главным коллекционером был мой дедушка, он всегда находился в центре жизни людей, увлеченных стариной. У нас в доме в Москве на Тверской бывали Утесов, Бернес, Костакис, Шустер… По субботам в любую погоду мы с дедушкой совершали особый ритуал по обходу всех комиссионных и букинистических магазинов Москвы. Его, разумеется, знали все продавцы и оставляли для него интересные предметы, а я внимательно слушал их разговоры. Постепенно я и сам после школы стал делать подобный обход, поскольку уже обладал изрядными знаниями и из разговоров дома вполне представлял, кто из коллекционеров что ищет.
Первой вещью, с которой все началось, была книга из магазина в Столешниковом переулке – полная «Книга маркизы», выпущенная в Петрограде сразу после революции и иллюстрированная художником Сомовым. Тираж всего 50 экземпляров. То были эротические стихи и, соответственно, ироничные эротические рисунки к ним. Сделаю небольшое отступление: месяца за три до этого я случайно обнаружил именно такую же книгу у нас дома на ампирном буфете в столовой. Я ее пролистал и, разумеется, не без смущения, запомнил… Продавщица же из букинистического попросила меня передать дедушке, что у них появилось столь ценное издание, которое могло бы его заинтересовать. Книга стоила довольно дорого, порядка 50 рублей, поскольку была действительно уникальна. При этом дома я слышал, что один из друзей деда очень хотел ее купить. Выйдя из магазина, я позвонил этому человеку из телефона-автомата (у меня была записная книжка с номерами телефонов друзей семьи, которых я, как хорошо воспитанный мальчик, лично поздравлял с соответствующими праздниками) и рассказал ему о находке. Тот незамедлительно книгу купил и на следующий день пришел к нам в гости хвастаться приобретением и сравнивать издание с тем, что хранилось у нас дома.
Я действительно рос в семье, где коллекционирование было страстью
В качестве благодарности он принес для меня шикарную коробку конфет «Южный орех». Коробку эту я не открыл, а сославшись на вредность сладкого для детского организма (не надо забывать, что я рос в семье врачей), предложил гостю заменить гонорар на десять рублей, чем крайне смутил дедушку. Сделка виделась мне справедливой, поскольку я слышал своими ушами, как незадолго до появления в продаже второго экземпляра, наш гость предлагал деду выкупить у нас эту книгу за все 150 рублей. По сути экономия из моего звонка вышла значительная. Эти доводы я и привел дедушке, получив свой первый в области коллекционирования гонорар.
Года через два у меня, благодаря знаниям и информированности, был уже свой капитал. Да и в дальнейшем в разных странах в эмиграции именно знания всегда выручали меня. Можно было пойти на блошиный рынок и практически всегда найти недооцененный предмет для перепродажи.
В чем заключается удовольствие быть коллекционером для Вас?
Само обладание тем или иным предметом не является основным удовольствием, оно, скорее, на последнем плане. Первое же и самое острое – поиск предмета, своего рода охота, которой ты живешь определенный период времени. Второе, на чем держится страсть коллекционера, это «мания» исследователя, погружение в предмет. Например, мне довелось получить Высший Орден Итальянской республики за открытие в культуре XX века. Стоит отметить, что на сегодняшний день открыть что-либо в этом периоде практически невозможно, однако пара открытий мне удалась – то, что теперь именуется агитлак и агиткость. Целостность подхода и, соответственно, коллекций приводит к тому, что человек становится специалистом, обогащается ментально, именно это наполняет смыслом и удовольствием весь процесс коллекционирования. Хотя и горящие глаза других специалистов при виде твоей новой находки вносят свой финальный вклад.
Подарки делать сложно, поскольку нужно прежде всего думать о человеке, а не о себе
Может ли кто-либо преподнести Вам подарок, который удивил и порадовал бы Вас с позиции коллекционера, но при этом сгладил бы неудовольствие по части лишения азарта от охоты за редким предметом?
Подарки делать сложно, поскольку нужно прежде всего думать о человеке, а не о себе. Мне часто дарят галстуки, которые я не ношу последние полвека… Потому не так давно я создал специальную коллекцию с тем, чтобы подарки мне стало делать проще и удобней. Это коллекция виниловых пластинок, которых столь бессчетное количество, что легко сочетать вкусы обеих сторон.
Сейчас Вы не зарабатываете на предметах из своих коллекций?
Несколько раз в жизни по тем или иным причинам мне приходилось расставаться со своими коллекциями. И только продавая их, я понимал насколько инвестиции в искусство могут работать, если подходить к вопросу с любовью. Так мне пришлось продать коллекцию опиумных трубок, мое собрание было самым большим в свое время, возвратные инвестиции по которому составили порядка полутора тысяч процентов. Эти опиумные трубки на момент их собирания мною вообще никому не были нужны, самый дорогой из предметов стоил порядка ста долларов. Главное, что удовольствие от их коллекционирования все равно никогда не сравнится с деньгами. Я продал и свою коллекцию полковых знаков по причинам наличия чрезвычайного количества подделок на рынке. Также я расстался с коллекцией фарфора, которая в определенный момент просто выселила меня из квартиры. При этом я никогда не думал о них, как об инвестициях, все получалось само собой.
Передаете ли Вы традиции и дух коллекционирования Вашим дочерям, подобно тому, как дедушка передавал их Вам?
Мои дочери, хотя и выросли в соответствующем окружении и контексте, совершенно иначе смотрят на мир. Им интересно слушать мои рассказы, читать мною написанное, но по природе своей они вне коллекционирования. Мне это понятно, поскольку коллекционирование – прихоть мужчины, инстинкт охотника в первую очередь. Коллекционеров женщин, которых я встречал в своей жизни, можно пересчитать по пальцам, при этом у всех у них главенствовало мужское начало. Да, у моей жены великолепная коллекция художественного стекла, но это скорее исключение. Так, например, во Франции в эмиграции я собирал нагрудные полковые знаки дореволюционной российской армии (солдаты носили бронзовые знаки, а офицеры могли заказывать свои символы доблести у Фаберже и других ювелиров), моя предыдущая жена подразделяла эти красивые вещицы на две категории – хорошие и плохие. Хорошие имели для крепления булавку, а плохие крепились на винте, что неизбежно приводило к порче платья. Этим все сказано. Женщины куда более практичны, и в этом их сила.
Чем притягательны для Вас предметы и стилистика именно века XX — как для коллекционера, так и для человека? В частности, 20-ые, 30-ые и 60-ые годы.
Это переломные годы, а самое интересное создается в моменты слома системы. Искусство 20-ых годов всколыхнуло создание людей в поиске новых идей. Неслучайно сформировались дадаизм, кубизм и пуантилизм. Те же Миро, Магритт или Дали не могли появиться вне своего времени. У меня же всегда был свой взгляд на психологию и искусство, основывающийся на проекции времени создания тех или иных шедевров в контексте мировой истории. Художник не может творить вне реалий мира, что и отражается в его работах. Эти годы в наибольшей степени преломляли взгляд художников, поэтов и кинематографистов на текущее мироустройство. 60-ые же годы, как мне кажется, это последний период в истории цивилизации, когда было воплощено нечто новое.
Чем являются объекты коллекционирования для Вас: непосредственно предметами искусства/культуры, объектами инвестирования, составляющими неотъемлемого ежедневного антуража?
Мои коллекции никогда не были предметом инвестирования. Существует два вида коллекционеров: первые собирают ушами, вторые собирают сердцем. Ушами собирают те, кто приобретают имена и известные предметы, которые можно назвать “голубыми фишками” в мире искусства — они надежны и никогда не теряют в цене, с ними сложно ошибиться. Меня лично это никогда не интересовало, мои коллекции составляются из предметов, которые мне нравятся, я голосую сердцем. Также мне интересна культурная ценность каждой вещи в коллекции. Несколько лет я собираю агитационные драгоценности века XX-го — от революции до 30-ых годов: кольца, броши, кулоны, камеи, запонки и серьги. Их крайне сложно выставлять, но страсть собирателя в самом погружении в вопрос. Я изучаю мастеров и контекст, потому культурная ценность находок не всегда заключается во взгляде в витрину, все происходит в душе.
Существует два вида коллекционеров: первые собирают ушами, вторые собирают сердцем
При том, что в числе Ваших собраний есть живопись и графика, русский фарфор, плакаты и фотографии, агитационные предметы, книги и винил… Основной акцент многими делается почему-то часы, которые не являются для вас объектами коллекционирования. Не обидно ли это?
Это вызывает улыбку. Дело в том, что общество не склонно усложнять и, тем более, вдаваться в детали. Мало кто знает, что Маяковский великолепно рисовал, у меня в коллекции есть плакат нарисованный им к киноленте «Закованные фильмой»… но тонкости бытия художника обывателя почти не привлекают. Есть куда более практические аспекты жизни. Часы — вещь понятная, утилитарная, видимая.
Воссоздание дачи Александрова и Орловой у всех на устах. Наполненное новыми предметами, это пространство уже Ваше или прежних хозяев? Меняется ли внутри этого дома ощущение эпохи?
Эта дача — абсолютный гимн стилю ар-деко, отсылка к другой эпохе. Мне там хорошо, я вообще дружу с привидениями. Закончив в свое время ВГиК, я по-прежнему близко и трепетно воспринимаю все, что связано с кино. Впервые на этой даче я был в возрасте пяти лет, ходить в этих стенах и коммуницировать с предметами той эпохи по сей день видится мне замечательным жизненным опытом. Я не люблю новых городов, предпочитаю классику — Париж, Флоренцию, Рим или Брюгге. Интересно жить в истории, в магии прошедших лет. Потому я не живу среди декораций, я живу с ними в своем мире.
Сидя у камина на уже собственной даче, где впервые оказались еще в детстве, что Вы чувствуете?
Мне хорошо. Коль скоро удалось приобрести такой дом, захотелось его воссоздать и наполниться духом эпохи, вжиться в ее ритм. К слову сказать, дом не был самым главным — он шел впридачу к архивам Орловой и Александрова, которые я стремился приобрести, а теперь издаю в многотомнике. Всего будет 12 томов, сейчас выходит 5-ый и это намного интересней, чем покупка недвижимости с историей. Стоит сказать, что в этом доме нет ни одной фотографии моей или моей семьи, — хотя я сам не расстаюсь, в том числе, с фотографиями моих родителей, — это дом, где я в большей степени ценитель и хранитель, нежели хозяин или обитатель.
Как продвигается идея по созданию музея Александрова и Орловой рядом с воссозданной дачей?
Сначала должны выйти 12 томов архива, а на создание одного тома уходит порядка двух лет, архив содержит около 24000 фотографий с изображениями около 120000 человек, плюс письма, записки и артефакты. После станет понятно, стоит ли создавать отдельный музей или достаточно сосредоточиться на даче, которая уже представляет собой музей — люди приезжают, изучают, фотографируют. Всем интересна история одной из самых ярких и загадочных пар отечественного кинематографа XX века.
Язык ярких визуальных образов, которые Вы выбираете — костюм, галстук, часы, очки и др., это говорящий язык сродни языку брошей Мадлен Олбрайт?
Я не знаю, как выбрала образы госпожа Олбрайт, но то, как одеваюсь я, точно не несет в себе глубинного подтекста. Одежда, какими бы дизайнерами она не создавалась и как бы не рекламировалась, кем бы не покупалась, носится лишь с тем, чтобы перед сном быть брошенной возле кровати. Мне не важны интерпретации моего костюма, я одеваюсь с тем, чтобы себе нравится и хорошо себя чувствовать. Я должен выйти из дома с улыбкой и войти обратно с очарованием, на этом миссия моего костюма исчерпана.
Если каждый из нас проанализирует свой день, то найдет там время, потраченное на действия не доставляющие радости
Что Вас наполняет этой заразительной энергией жизни?
Если каждый из нас проанализирует свой день, то найдет там время, потраченное на действия не доставляющие радости. И вот это время я из своей жизни убрал, это и есть то время, которое я могу перераспределить на любимые дела и от них подзарядиться для дальнейших. Отдыхом для меня является смена деятельности или же игра в гольф. У меня насыщенная смена труда, это и энергизирует.
При исключительной занятости в стольких сферах — адвокатская работа, коллекционирование, гольф, путешествия, писательство и ведение подкастов и лекций — как удается находить время на все?
Самый точный ответ на этот вопрос: любой человек способен все успевать в том случае, если он делает только то, что ему нравится. Именно так я и поступаю — не берусь за дела, за которые браться не хочу, не читаю неинтересных книг (даже, если они кажутся нужными), а для действий из необходимости всегда придумываю причину, по которой они могут мне понравиться и стать интересны.
Вы живо и красочно пишете не только книги, но и богатые образами колонки. Как реагируют их герои, узнав себя в персонажах повествований?
Я всегда спрашиваю разрешения указать имя героя в своих рассказах. Бывает и так, что люди узнавшие себя в героях под другими именами, порой звонят и сетуют на это. С разрешения героев я предпочитаю ставить настоящие имена. Сейчас я стал писать детективы. Повествование будет вестись в духе триллера с непростыми судьбами и характерами персонажей, а сюжеты основаны на переплетениях линий искусства и истории. Отчасти это новый для меня жанр, и, хочется думать, он будет успешным, поскольку в основе всего — сама жизнь. Да я вообще не склонен выдумывать.
Беседовала Наталья Максимова
